УПП

Цитата момента



Мир не добр. Мир не зол. Мир просто есть.
Я тоже хочу есть

Синтон - тренинг центрАссоциация профессионалов развития личности
Университет практической психологии

Книга момента



Я - герой. Быть героем легко. Если у тебя нет рук или ног - ты герой или покойник. Если у тебя нет родителей - надейся на свои руки и ноги. И будь героем. Если у тебя нет ни рук, ни ног, а ты к тому же ухитрился появиться на свет сиротой, - все. Ты обречен быть героем до конца своих дней. Или сдохнуть. Я герой. У меня просто нет другого выхода.

Рубен Давид Гонсалес Гальего. «Белым по черному»

Читать далее >>


Фото момента



http://old.nkozlov.ru/library/fotogalereya/s374/
Мещера

щелкните, и изображение увеличится

Саида Юсуфовна Сахарова.
Чудеса в решете, или Калинкина школа для первоклассников

Скачать  Сахарова Саида. Чудеса в решете, или Калинкина школа для первоклассников

День первый

По щучьему велению, по Маши-Сашиному хотению…

щелкните, и изображение увеличитсяРаннее утро пятнадцатого августа. Голубое и солнечное. Осталось ровно семнадцать дней и два часа до первого школьного дня Маши и Саши Воронцовых. Первого сентября они наконец пойдут в первый класс.

Маша и Саша — близнецы. Они похожи друг на друга как две капли воды, как две рядом растущие хвоинки на сосне. Даже мама иногда ошибается, принимая Машу за Сашу, а Сашу за Машу.

Это неудивительно. Носы у них одинаковые — вздернутые, щеки — круглые, подбородки — упрямые, уши — любопытные. Саша выше Маши всего на каких-нибудь четыре миллиметра—это примерно половина ноготка на мизинце. И то, если мерить у стены, заставив Сашу хорошенько вытянуться, а на глазок и не определишь.

Маша не любит отпускать косички, и мама стрижет кудрявые, темные волосы сестры и брата «под одну гребенку». Не длинно, не коротко. Одеты они тоже одинаково. Летом — в бело-синие майки и синие шорты, синие сандалии и сине-белые носки.

А в ясных васильковых глазах Маши и Саши столько веселого озорства — даже когда они смирно сидят у телевизора и смотрят «Вечернюю сказку»,— что мама то и дело спрашивает: «Все в порядке?»

За ними постоянно кто-то присматривает. Мама, пока у нее хватает терпения и сил присматривать. Папа, пока он не занят на своей сложной механико-инженерной работе. Тетя Наташа, когда приходит помочь. Дед Василий, когда приезжает погостить.

Если Маше или Саше хочется есть, им достаточно взглянуть на маму — и тут же появляется тарелка гречневой каши и чашка с клюквенным киселем. Клюква — ягода кислая, но у мамы кисель всегда получается сладкий.

Если у Саши или у Маши отрывается пуговица, достаточно посмотреть на тетю Наташу. Сейчас же появляется рабочая плетеная корзинка с нитками, иголками, ножницами— и пуговица мигом оказывается на своем месте.

Если хочется новую игрушечную машину, такую, как у Андрейки Доронина из соседнего подъезда, то приходится раз пять вздохнуть около папы — и тогда он приносит такую же: желтую, с красными колесами, с выдвижной лестницей и откидывающейся кабиной.

И только дед Василий иногда хмурится и говорит:

— Не даете детям никакой самостоятельности. Всё — по щучьему велению, по их хотению. Только и умеют пластмассовыми саблями махать да на велосипедах зигзаги закручивать.

Но все же они еще кое-что умеют: дед Василий помог им нарисовать и вырезать передвижной алфавит, и они стали из букв складывать слова.

— Составляем по слогам: ПТИ-ЦА,—раздается звонкий Сашин голос.

Ему вторит такой же звонкий Машин голос:

— Теперь составим: ШКО-ЛА.

Иногда тетя Наташа открывает «Приключения Незнайки и его друзей», читает страницу-другую, но на самом интересном месте она вдруг начинает кашлять, у нее пропадает голос. Приходится Саше и Маше по строчке ползти дальше. Трудно, но что ж поделаешь…

— «Воздуш-ный шар под-нял-ся еще вы-ше, и весь Цве-точ-ный го-род был ви-ден как на ла-до-ни…»

Так они научились немного читать. А еще научились писать, считать до шестидесяти и складывать и вычитать в пределах первых двух десятков.

Приближался сентябрь, а с ним и школьная жизнь. Мама и папа не сегодня завтра собирались приготовить ребят к школе: что-то купить, что-то перешить, а что-то и рассказать. И вдруг…

Заметь, Читатель, когда появляется «и вдруг», тут же начинают совершаться неожиданные события.

…И вдруг однажды вечером папа пришел с работы на час раньше. Оказалось, что папе вместе с мамой совершенно необходимо уехать на двадцать дней в сложную механико-инженерную командировку. А тетя Наташа недавно улетела на практику в далекий Красноярск. А у деда Василия разболелась нога, и сейчас он приехать не может.

Что делать?

Саша и Маша, необычно притихшие, весь вечер сидели с «Конструктором» в уголке дивана, но не столько строили, сколько слушали взрослые разговоры, телефонные и нетелефонные. Сначала мама с папой решили поступить так… потом иначе… потом совсем по-другому.

После «Вечерней сказки» Саша сказал Маше:

— Давай будем жить одни! По щучьему велению, по моему хотению, пусть мы останемся дома одни!

— А что мы будем есть? — спросила Маша.

— Мама приготовит двадцать кастрюль супа, двадцать кастрюль киселя. Купит двадцать пакетов молока и двадцать, нет, еще в два раза больше, и в два раза больше калорийных булочек.

— Сколько это — в два раза и в два раза?

Саша считал, считал, но цифра убежала куда-то за шестьдесят, и Саша сделал смелое предположение, что булочек будет:

— Наверное, тысяча!

Ты, Младший Читатель, знаешь, сколько будет 20x2x2? Действительно тысяча? Нет, ты еще не умеешь умножать цифры. Это трудная задача. Но в школе ты обязательно научишься решать задачи и потруднее.

Маша засмеялась. Она хорошо знала, что тысяча гораздо больше, чем шестьдесят. Как-то Маша принесла с улицы камешки — в то время она собиралась стать геологом— и разложила их по комнате. На стульях, на столе, на полу… Не только все рассмотрела — розовые, зеленые, серые, черные в крапинку,—но и пересчитала. Их было ровно шестьдесят и еще ровно шестьдесят. Правда, потом мама сердилась и долго гудела пылесосом, собирая пыль от камешков.

— Тысяча! Ой, что будет! — смеялась Маша.— Везде булочки, и на абажуре тоже. На всех стульях, столах, подоконниках — кастрюли! А кто их будет мыть?

Саша хотел сказать: «Ты»,— но подумал и решительно сказал:

— Мы.

— Ты умеешь мыть кастрюли? — Машины глаза стали круглые, как елочные голубые шарики.

— Я видел, как моет мама! Открывает кран — и моет.

Тогда Маша тоже немного подумала.

— Нет! Пусть лучше папа купит двадцать и еще в два раза больше мороженого «Лакомка» и двадцать «Апельсиновых» жвачек. Положим в холодильник, и никаких кастрюль!

Саша не был таким сладкоежкой, а жвачку терпеть не мог. Как все настоящие мужчины, он любил вкусный суп, но как любящий брат он уступил.

— Ладно,— согласился Саша.— Путь будет по-твоему.

— Нет,— вздохнула Маша,— я буду скучать без мамы и папы. И ночью темно… По щучьему велению, по моему хотению, пусть они никуда не уезжают.

Тут пришел папа и очень радостно сказал маме:

— Все устроилось! Ребятишки побудут у Ромашовых, моих сослуживцев. Они живут через три дома от нас. Их дочки — старшеклассницы, учатся в той школе, куда пойдут учиться Маша с Сашей. Одна из них, правда, в спортивном лагере, но вторая завтра приедет с дачи от бабушки.

Начались сборы. В коричневые чемоданы укладывали вещи для взрослых, в красный — ребячьи. В синюю объемистую сумку поместились книжки, машины, пистолеты, «Конструкторы». Сабли, желтую и красную, решили на всякий случай оставить дома.

А велосипеды, как боевых коней, Маша и Саша вели эр. рули, когда ранним голубым солнечным утром пятнадцатого августа, за семнадцать дней и два часа до начала школьной жизни, подходили к дому N5 5. Папа нес чемодан и сумку с игрушками. Мама — коробку с алфавитом, тем самым, что придумал дед Василий. С красными, синими и желтыми буквами…

Хочешь, Читатель, сделать такой алфавит?

Перерисуй с этих страниц буквы сначала на прозрачную бумагу, кальку, а потом с кальки на плотную цветную бумагу. Можно и на белую: тогда буквы раскрасишь. Перерисовывай и раскрашивай аккуратно, внимательно, с линейкой. Карандаш возьми не твердый и не слишком мягкий, «М» или «В». Посмотри, на любом карандаше стоят буквы «М» или «В» — значит, карандаши мягкие, «7» или «Н» — значит, твердые. Рядом с буквами стоят цифры: от 2 до семерки. Карандаш «2Н» тверже, чем просто «Н», а карандаш «2В» или «4В» мягче, чернее, чем только «В». Краски лучше гуашевые. Они продаются в наборе — в баночках, двенадцать цветов. Или отдельно. Тебе достаточно купить три баночки — красный кадмий, синий кобальт и желтый крон. У всех красок есть свои имена.

Кисточку возьми мягкую, беличью № 8, 9 или 10. Кисточки бывают жесткие и мягкие. Чем больше номер, тем кисточка толще. А эти — средние.

Еще приготовь ножницы, линейку и клей. Недавно появился в магазинах удобный для тебя клей —клеевой карандаш. Таким карандашом удобно и просто работать.

Вырежи буквы, согни на вершинках пополам, внизу подогни тоже — по пунктирным линиям. В подставке не забудь сделать два прореза. Можно и склеить. Поставь буквы ряд за рядом на столе.

Алфавит сделай красный, синий или желтый. А захочешь—сделай три алфавита: красный, синий и желтый. Из этих букв можно построить даже сказочный город.

щелкните, и изображение увеличится

щелкните, и изображение увеличится

День второй

Вот она какая, почти восьмиклассница Лёка Ромашова

щелкните, и изображение увеличитсяЛёка ехала от бабушки из Вишенок и важничала, помахивая толстой косичкой, высоко подвязанной на затылке. А всё оттого, что в тяжелой желтой сумке мерно покачивался вкусный и душистый груз. Сверху бабушкин подарок: букет оранжевых георгинов и пакет черной смородины, а под ними — коробка пирожков с черникой и две банки малинового варенья. Ее, Лёкиного, собственного приготовления. Пирожки такие вкусные, что даже бабушка похвалила. А бабушкину похвалу еще надо заслужить.

Лёке нравилось все делать с интересом и превосходно. Это в тысячу раз приятнее, чем тяп-ляп, спустя рукава. Учиться в школе интересно: каждый день узнаешь новое, чуть-чуть становишься взрослее и умнее — значит, и настроение, всегда бодрое. Платье своими руками аккуратно, сошьешь — носишь с гордостью. А вкусный обед приготовить разве не интересно? А участвовать в редколлегии школьной газеты? Газета про всю школьную жизнь рассказывает. Когда ее вывешивают, все ребята от первого до десятого класса со всех ног бегут ее читать. Лёка вот этими руками, которые сейчас банки с вареньем несут, а вчера бабушкин огород от сорняков пололи, создает эту газету вместе с другими ребятами из старших классов.

В школу уже хочется! Лето было длинное, но шестнадцать дней впереди —тоже отлично. И поплавать можно, недаром их улица Речной называется — речка близко.

И в теннис поиграть вволю. Дочитать «Приключения Кроша». Желтую шерстяную шапочку довязать. В музей съездить. Марки для коллекции поискать…

Лёка переложила тяжеленную сумку из левой руки в правую и стала думать, зачем мама вызвала ее с дачи. Что случилось?

Вот наконец и дом, где они живут. Лёка поднялась на свой третий этаж и с удивлением уставилась на два двухколесных «Дружка», приткнувшихся к их двери. На сиденье лежали синие пилотки с красными звездочками, на ремешках висели два голубых пистолета. Кто мог здесь забыть велосипеды?

Лёка открыла дверь ключом. Ни папы, ни мамы дома уже нет, ушли на работу. Коричневые папины тапочки и клетчатые мамины на своих местах, ее желтые рядом… А на коврике четыре синие малышовые сандалии! Она засмеялась, представив себе человечка, который ходит, как собачка: на ногах и на руках.

Лёка поставила свою ногу рядом с синей сандалией. Ого, какая у нее большая нога! Оглянулась вокруг. И еще больше удивилась: вешалка для пальто стала ниже и двери ниже, зеркало и книжные полки тоже… Лёка выросла! Неудивительно: четырнадцать лет.

Она прислушалась. Тихий шорох, как будто котенок шуршит. Заглянула в столовую — никого. В маминой-папиной комнате — тоже никого. Открыла дверь своей и Марининой комнаты и остолбенела: на Марининой постели и на кушетке сидели, полуприкрытые желтыми пушистыми одеялами, два человечка. Четыре одинаковых васильковых глаза смотрели на нее вопрошающе и лукаво.

Лёка зажмурилась — наваждение не прошло. Взъерошенные головы юркнули под одеяла. И оттуда послышалось:

— Ты кто?

— Я Лёка. А вы кто?

— Саша и Маша,—и снова четыре глаза уставились на нее. — Там на кухне тебе письмо, — снова оба нырнули в свои одеяльные убежища и захихикали там.

На кухне к стакану с васильками была прислонена записка:

«Лёка дорогая! 
Ребятишки, дети Воронцовых, — близнецы. Двадцать дней будут жить у нас. Пойдут учиться в твою школу. Ты мечтаешь стать воспитателем в детском саду. Попробуй. Прекрасная практика. Покорми их, присмотри. Вечером поговорим.
Целую, мама».

Лёка от неожиданности чуть не села на коробку с пирожками. Чуть не разбила банки с вареньем. Чуть не стукнулась лбом о полку, до которой весной еще не доставала головой. И тогда только поняла: ей, Лёке, поручили двух симпатичных человечков! Ура!

В одно мгновение она переоделась в домашнее ситцевое с синими цветами платье. Умылась и заново заплела толстенькую косу. Разобрала сумку, переложила часть пирожков на соломенную сухарницу, к завтраку. Поставила чайник на огонь. Собрала на стол тарелки, чашки, ложки, ножи. Достала из холодильника масло, творог, молоко…

Руки ее брали, поднимали, передвигали, открывали, раскладывали, вытирали быстро и уверенно, как всегда. А голова шла кругом. Одно дело — мечта. Другое дело — так неожиданно эту мечту осуществлять. Как за ними присматривать? Как это делается?

— Как это делается? — громко спросила Лёка. И засмеялась, потому что увидела: желтые занавески на окне сами собой раздвинулись, форточка сама собой тихо раскрылась, дохнуло ласковым ветром. И вдруг…

Помнишь, Читатель? Как только появляются эти два слова, начинаются неожиданные события.

Не бывало ли, Читатель, что форточка в твоей комнате сама собой распахивалась, и не слышался ли при этом колокольчик; динь-дон-динь!

Ты ведь помнишь, что у Калинки есть шапка-невидимка, поэтому Калинку можно и не увидеть. Заглядывает она почти в каждый дом, но остается далеко не везде. (Мало ли домов, — говорит она, — где я появлялась, да так и улетала, не снимая шапки-невидимки. С одного взгляда видно — ничем не поможешь человеку, который только и мечтает полеживать на диване и смотреть без разбора телевизионные передачи).
Жаль таких ребят. Подружиться с Калинкой — большая радость. Вот и Лёка вся засияла, увидев, что происходит с занавесками и форточкой.

…И вдруг ветер превратился в вихрь. Он ворвался в кухню закружился-завертелся, дохнул жаром и умчался. А на Лёкиной ладони осталось резное коричневое колечко. То самое, что побывало уже у нее однажды. С его помощью можно разговаривать с Калинкой не словами, а мысленно.

Лёка с радостью надела колечко на левый мизинец. Значит, Калинка узнала о ее трудной обязанности и решила помочь?

— Спасибо тебе, Калинка. Принимаю твою эстафету. Так же заботливо и просто буду передавать все, чему ты меня научила, Маше и Саше.

И где-то далеко прозвенел колокольчик: динь-дон-ди-и-нь!

…Чайник закипел. На часах без пятнадцати девять! Лёка заглянула в комнату и хотела рассердиться, увидев на подушках кудрявые головы. Но не рассердилась… Она вспомнила, чему учила Калинка: хочешь рассердиться — зажмурься, успокойся и подумай, правильно ли сердиться. Как поступила бы сама Калинка?

Лёка зажмурилась, успокоилась, подумала. Решение пришло само собой.

— Завтрак на столе. Даю вам три минуты на умывание и три на одевание. Не встанете — я пойду играть в теннис!

— Ой, — одеяла полетели в одну сторону, подушки в другую. Мелькнули пестрые, в синюю горошину, пижамы, и быстрые ноги унесли ребят в ванную.

«Ладно,— размышляла Лёка, убирая постели, — сегодня я кое-что за них буду делать сама. Но с завтрашнего дня перейдем на самообслуживание. Заставляла ли нас Калинка?

Всегда хотелось все делать самим хорошо и быстро. Калинка обязательно заметит и если не похвалит словом, то улыбнется или посмотрит так, что радостно становится».

В этот необычный день большая стрелка настенных часов прокрутила девять кругов, как показалось Лёке, в одну секунду. Не успели оглянуться — пришел вечер, вернулись старшие. И маме Ромашовой стало ясно, что Лёка справится со своей неожиданной обязанностью.

Чем занимались Лёка, Маша и Саша девять долгих — и таких коротких — часов?

Ездили на велосипедах на речку. Впереди Маша на «Дружке», за ней Саша на втором «Дружке», а замыкающей— Лёка на «Орленке». Ехали тихими переулками вдоль тротуара, а через Весеннюю улицу, где оживленное движение машин и автобусов, перешли, ведя велосипеды за рули.

Вода в речке была теплая и спокойная. Песок — золотой и горячий. Солнце приятное, все еще летнее. Позагорали и попрыгали в воде с большим удовольствием. Потом Лёка посадила Машу и Сашу в легкой тени приречной ивы и сказала:

— Я немного поплаваю. Сидите здесь и никуда не убегайте.

А сама надела желтую резиновую шапочку, взлетела на выступающий в воду мостик и нырнула в бегучие голубые струи.

Маша и Саша не отрываясь следили за четкими взмахами загорелых Лёкиных рук. Вон ее яркая желтая шапочка, такая заметная на воде, уже у противоположного берега. Им так и хотелось запрыгать, закричать, чтобы все знали — это их Лёка так прекрасно, так замечательно плавает!

Первое, что услышала Лёка, подходя к ним и на ходу стряхивая слегка намокшие волосы, было:

— Ой, Лёка, как ты плаваешь! А нас научишь?

— Конечно, научу,— смеялась Лёка, — обязательно научу…

По дороге домой у веселой продавщицы в стеклянном киоске купили мороженое. Привезли домой, положили в морозильник и после обеда устроили мороженый пир с вареньем и черной смородиной.

А после обеда они играли. Сначала учились отпирать и запирать двери ключом. Ведь могло случиться, что ребятишки пойдут погулять во двор — погонять на велосипедах или побегать с мячом, а Леке понадобится в это время уйти.

Потом поиграли в уборку. Налили воды в пластмассовое голубое ведерко, взяли два веника, две фланелевые сухие тряпки, чтобы вытирать пыль, и одну влажную, слегка смоченную водой, чтобы протереть подоконники. Сначала Лёка вместе с Машей подметали полы, а Саша вытирал пыль. Потом Саша вместе с Лёкой подметали полы, а Маша протирала подоконники. Пыль вытирали старательно, подоконники протирали тщательно, подметали усердно.

Подметали так. Веник опускали в голубое ведерко с водой, стряхивали туда же лишнюю воду, и веник получался не мокрый, а влажный. Такой веник начисто выметает мусор и пыль, но сам становится мусорный и пыльный. Тогда его снова окунали в воду, снова стряхивали и продолжали уборку. Воду в голубом ведерке меняли. Не один раз, а три.

Когда закончили подметать, веник хорошенько прополоскали в чистой воде и повесили на балконе, на крючок. Сушиться. Тряпки простирали с мылом, прополоскали в прохладной воде и тоже повесили сушиться.

После уборки в доме стало чисто, воздух стал свежий и цветами — васильками и георгинами — приятно запахло. Потому что воду и в высоком стакане, где стояли васильки, и в желтой вазе, куда Лёка утром поставила георгины, сменили на новую.

У Леки есть красный кувшин, куда она каждое утро наливает воду, а на следующее утро заменяет ею воду у срезанных гретое и поливает растущие в горшках. Это Лёкина обязанность, еще с первого класса.
Не возьмешь ли и ты, Читатель, на себя такую же обязанность? Но уж если обязанность—значит, не только сам делаешь, но и сам помнишь об этом… Тогда ты станешь Хранителем Воды!

После уборки отдохнули — почитали по очереди «Приключения Незнайки и его друзей». Ровно четыре страницы — Лёка и по странице — Маша и Саша.

Как раз и дочитали двадцать первую главу, в которой рассказывается о возвращении Винтика и Шпунтика.

И тогда стали играть в совсем необыкновенную игру — отгадывали время по разным часам. Самый большой циферблат на стенных часах в кухне. Стрелки большие, цифры четкие. Играли, играли, и Лёка даже слегка замучилась: то Маша ничего не понимает, то Саша сбивается. Тогда взяли из ванной желто-черный, словно гигантская божья коровка, таймер. Марина увлекается фотографией и часто в ванной проявляет пленки или печатает фотографии. Таймер в таком сложном деле необходим. Заводишь таймер на сколько надо минут —на пять, семь или десять,—и он начинает громко тик-такать. Едва стрелка возвратится к цифре «О», таймер гудит простуженным голосом: «Бу-удь, вни-ма-тель-ным. Будь!»

От таймера перешли к часам в столовой. Циферблат у этих часов разрисованный, стрелки узорчатые, а вместо цифр палочки. Трудновато пришлось Маше: где большая стрелка, показывающая минуты, а где маленькая, показывающая часы? Но играть не бросили и добились того, что Маша повеселела, потому что три раза подряд правильно всё угадала:

— Пять часов.

— Девять часов и пятнадцать минут.

— Семь часов.

На красном будильнике время угадывалось совсем просто. Лёка ставила стрелки звонка на разные цифры, и будильник звонил, просто-напросто смеялся так приятно, что хотелось смеяться вместе с ним. И еще он пел песню:

Тики-таки, не зевай,
Встань! Зарядку начинай…

Песенка будильника Маше и Саше так понравилась, что после того, как он спел ее девять раз, Лёке пришлось будильник отобрать. Она завела часы и поставила стрелку звонка на семь.

— По утрам будильник поет намного лучше. Ровно в семь часов, когда встают все школьники, красный будильник не только поет, но еще и на барабане палочками отстукивает.

— Палочками на барабане? — переспросили Саша и Маша в один голос и тут же поспорили, у чьей постели будильник будет стоять. Спор стал принимать решительный характер — хорошо, что желтая и красная сабли остались дома. И тут вдруг из-за стены глухо послышалось:

— Рраз-влекаются. Ддва спорщика. Ттре-еснет будильник. Не поч-чинишь! Сспать пора!

Маша и Саша так и сели в одно кресло. А Лёка тихо объяснила:

— Бим-Бом — старинные-престаринные часы. Они у Алёши. За стеной. Они были еще у бабушки Алешиной бабушки — у прабабушки. Бим-Бом не терпит, когда кто-нибудь сердится или спорит по пустякам. У него ревматизм, и от бестолкового спора стрелки ломит.

— Как, ты сказала, его зовут? — Саша повернулся к стене, за которой ворчало и гудело.

— Бим-Бом. Алеша все лето в пионерском лагере, а бабушка, наверное, забыла смазать стрелки. Калинка большую банку тибетской мази прислала.

— Кто такая Калинка? — насторожилась Маша. Лёка потрогала коричневое деревянное колечко

и улыбнулась.

— Я расскажу вам про Калинку, если вы не станете канителиться и быстро ляжете в постели.

Маша и Саша, умытые, причесанные, оказались в постелях ровно в девять часов вечера.

Руки поверх одеяла, головы откинуты — так и дышится легче, и спится спокойнее. Одежка аккуратно разложена на стуле.

Лёка потушила верхний свет, зажгла синий ночник. Вечер заглядывает в комнату. Звездочка яркая мерцает как раз напротив окна. И Лёка рассказывает про Калинку, какая она добрая, веселая, но справедливая, поэтому бывает и строгая. Рассказывает, как девочки подружились с Калинкой и как она позвала их в свою «Академию Домашних Волшебников»…

— Лёка! — Маша старалась изо всех сил, чтобы глаза не закрылись.—Лёка! У вас была «Академия Домашних Волшебников», а у нас пусть будет «Калинкина школа».

— Хорошо. Пусть будет «Калинкина школа».

Ты, Младший Читатель, понимаешь язык часов? Расскажи, какое время показывают все эти часы. Самое точное время на башенных часах-курантах, а на циферблате Бим-Бома время менее точно. Бим-Бом идет вперед или отстает? Посматривай, Читатель, на часы почаще, привыкай быть Хранителем Времени.

щелкните, и изображение увеличится

День третий

Врач с пшеничными усами, твердое слово и прыгучий теннисный мяч

щелкните, и изображение увеличитсяСаша проснулся под утро. Он крутился с одного бока на другой, даже собирался заплакать, но сдержался и решил дождаться песенки будильника.

Но дождался он только первого солнечного зайчика. Зайчик осторожно перебрался с верхней перекладины оконной рамы на легкую занавеску. Потрогал вышитые на занавеске цветы и… прыгнул на Сашину постель. Тут-то Саша и заревел в полный голос, потому что у него… нестерпимо болел зуб.

И все пошло кувырком. Пропустили песенку будильника, потому что звонили в сто-ма-то-ло-ги-ческую, то есть зубную, поликлинику. Вместо завтрака стали уговаривать Сашу ехать к врачу. Уговорили. Стали уговаривать Машу остаться дома одной. Не уговорили.

Тогда все немного успокоились, выпили по чашке молока и отправились к зубному врачу втроем.

Чем ближе подходили к поликлинике, тем больше становилось у Саши зубов — так ему по крайней мере казалось—и тем больше они болели. Он и здания, где сто-ма-то-ло-ги-ческая поликлиника находится, не заметил. И ступенек, по которым поднимался, не сосчитал. Хотя считает теперь всё: машины, дома, окна, деревья, птиц и ступеньки всех лестниц.

Заметь, Младший Читатель, очень правильно делает! Скорее считать научится — не только до шестидесяти, а даже до тысячи. И сегодня считал бы — от боли отвлекся, ему бы и легче стало.

Наконец по длинному белому коридору Сашу подвели к белой двери. Она раскрылась на две половинки, и высокая белая тетя в белой косынке ввела его в белую комнату. Саша зажмурился: появится другая высокая белая тетя или много высоких белых теть и… случится самое страшное.

Но ничего страшного не случилось.

Его посадили куда-то и попросили обязательно открыть глаза. Оказалось, что сидит он в удобном белом кресле, специально сделанном для детей. Рядом с ним улыбающийся молодой врач с пышными пшеничными усами, в белоснежной шапочке, надвинутой на лоб. Не успел Саша еще раз испугаться, как зуб ему залечили, поставив маленькую пломбу.

— А еще,—сказал врач, посмеиваясь в пшеничные усы,—сделай рентген пятого зуба, как бы он у тебя тоже не заболел!

Другой врач, без усов, но в такой лее шапочке, приложил ему пластинку к этому пятому зубу. Попросил подождать и скоро принес на длинной палочке ту лее пластинку. На ней! Был сфотографирован! Его, Сашин! Пятый зуб!

— Зуб здоров,— сказал врач с пшеничными усами, разглядывая пластинку.—Зубы у тебя отменные. Но чтобы они оставались отменными, не забывай их чистить по утрам зубным порошком или зубной пастой. После завтрака, обеда и ужина полощи зубы слабым содовым раствором, половину чайной ложки питьевой соды на стакан воды. Или просто кипяченой водой… Полезно пить молоко с черным хлебом, грызть твердую морковку, крепкие яблоки, жесткую редиску и огурцы.

— А зачем? — спросил Саша.

— Скоро у тебя начнут меняться молочные зубы. Второй коренной уже шатается. Молочные зубы росли, когда ты был совсем крошка. А теперь ты сознательный человек. От тебя будет зависеть, хорошие ли зубы ты себе вырастишь. Эти новые, взрослые, зубы уже никогда не поменяются. Их следует беречь и заботиться о них.

— Зубы, когда начнут меняться, будут болеть?

— Нет. Я заметил,— пшеничные усы вытянулись в прямую линию и пшеничные брови тоже,—ты боишься боли?

— Но ведь больно. А разве не у всех зубы болят больно?

— Зубы болят больно у всех. Только одни этой боли боятся, а другие, терпеливые, боли не подчиняются. Не боятся ее, и все тут! Когда у тебя болел зуб, ты о чем думал?

— У меня не один, а все зубы болели!

— Вот видишь, какая печальная история! — Врач покачал головой. — Когда что-то болит, старайся отвлечься и думай совсем о другом. Машины любишь? Думай о машинах. Как они устроены, чем отличается, например, КамАЗ от «рафика». Спортом не занимаешься?

— Нет.

— Необходимо! Спорт сделает тебя крепче, выносливее. Может случиться, этот зуб с пломбой немного поболит…

Саша насупился:

— Ну и пусть болит. Я про него забуду.

— Вот и хорошо,— врач улыбнулся.— Попроси взрослых купить в аптеке глицерофосфат. Такие белые гранулы. Принимай два-три раза в день по чайной ложке, запивай водой. Будущие твои настоящие, взрослые зубы вырастут крепче.

— А гранулы горькие?

— Нет, сладковатые… Кстати, не советую тебе увлекаться конфетами!

— Не люблю конфеты. Это моя сестра Маша любит конфеты.

— Маша? —брови у врача поползли вверх и спрятались под белоснежной шапочкой.—Пригласи ко мне Машу. Я посмотрю, не надо ли полечить зубы этой сладкоежке.

Маша совсем не боялась врача. В перерывах, когда он не стучал палочкой по второму или третьему ее зубу, не лечил четвертый зуб, не просил полоскать рот розовой водой из стакана, не включал аппарат, который фурыкал сжатым воздухом, и не ставил ей две — целых две! — пломбы, Маша задавала вопросы.

А после лечения можно обедать?

После того, как поставлю ,пломбу, можно есть через два часа.

— А сколько всего у нас с Сашей зубов?

— У каждого по двадцать,— отвечал врач, не переставая удивляться, какие они одинаковые, брат и сестра.— К тому времени, когда ты окончишь школу, у тебя будет уже 28 зубов.

— А откуда вы считаете? Второй зуб, пятый?

— От середины. От твоего веселого, вздернутого носа.

— А как называется зубья болезнь?

— Не зубья, а зубная. Болезнь твоих зубов называется «кариес».

— Это очень плохая болезнь?

— Все болезни плохие. Но если ты девочка сильная и смелая, то перестанешь есть так много конфет и не позволишь какому-то кариесу себя победить.

Маша подумала и решительно сказала:

— Столько есть не буду. И побеждать себя не позволю. А у всех людей зубы болят?

— Нет, не у всех. Многие приходят к зубному врачу для про-фи-лак-тики, проверить, не собирается ли какой-нибудь зуб заболеть. У тебя бывает ангина или кашель?

— Бывает.

— Эти болезни чаще бывают у людей с больными зубами. Чем больше у человека больных зубов, тем больше болезней. Зубы как защитное войско, обороняющее крепость. Раз в полгода обязательно приходи и показывай мне, что происходит с твоими двадцатью защитниками… Вот на память тебе плакат, изучи его хорошенько.

— Спасибо.— Маша сползла с кресла.— Мне нисколько не было больно. Я и раньше не боялась, а теперь совсем, никогда не забоюсь. До свидания!

— До свидания. Жду тебя через полгода, не раньше… Если ты не будешь есть слишком много конфет!

Озорные Машины глаза стали серьезными, васильки в них уступили место стальной серой туче.

— Я дала себе Слово,—твердо сказала Маша и крепко обхватила свернутый в трубку плакат…

Запомни, Младший Читатель! Щетка должна быть в меру жесткая. Зубного порошка на ней столько, чтобы не забивать весь рот. Води щеткой от нижней десны вверх, от верхней вниз. Обязательно и с внутренней стороны зубов. Полощи усердно. Потом проведи щеткой по свеженамыленному куску мыла. Мыло засохнет — на щетке образуется защитный панцирь. Перед тем как чистить зубы, смой мыло водой.
Во время смены молочных зубов особенно внимательно полощи зубы после еды. Ешь побольше сырых овощей. Они всегда полезны, а летом и осенью особенно: морковь, капуста, яблоки. Хорошо их вымой, и даже кипяченой водой. Морковь очисть, а капусту нарежь крупными кусками. И грызи на здоровье.
Тогда ты станешь не только Хранителем Воды, Хранителем Времени, но и Хранителем своего Здоровья. Будь им! На здоровье.

Когда Лёка, Маша и Саша вышли из стоматологической поликлиники, солнце стояло над самой головой.

— Двенадцать часов,—сказала Маша, показав свернутым в трубку плакатом на круглые часы при входе.

— Полдень,—сказала Лёка.

А Саша сосчитал ступеньки. Их оказалось ровно семь. На седьмой ступеньке он дал себе Слово никогда не плакать и никогда не бояться боли…

Как ты считаешь, Читатель, сдержат Маша и Саша свои обещания? Дал себе СЛОВО — держись!

Через два часа они с удовольствием обедали. С большим аппетитом ели все очень полезное:

крепкие душистые огурцы и ароматный укроп; полный целебных витаминов августовский борщ, в котором было сразу десять овощей: свекла, морковь, репа, капуста, картошка, помидоры, лук, фасоль, сельдерей и петрушка, да еще с румяными горбушками черного хлеба;

самую здоровую кашу на свете — овсяную: недаром ее называют «Геркулес»! Был такой знаменитый герой в древней стране Греции — Геркулес. Сильный, смелый и здоровый.

В конце обеда, на сладкое, Лёка разделила оставшуюся вчерашнюю черную смородину на три равные порции, положила каждому в тарелку, налила немного молока и присыпала сахарным песком. И все это было так вкусно!..

Но никакого самообслуживания не получилось. Наверное, потому, что весь день шел кувырком. Лёка отправила ребятишек немного отдохнуть и, домывая посуду, давала себе твердое Слово с завтрашнего дня начать новую жизнь. С полным самообслуживанием.

Перемыв посуду, поставив ее сушиться на сушилке, Лёка подмела кухню и тоже прилегла на минутку отдохнуть… Когда она открыла глаза, на красном будильнике было ровно три часа. Ничего не поделаешь! День кувырком!

Она полежала, подумала и, легко спрыгнув с постели, подтянулась на притолоке двери. Восемь раз, а потом еще восемь раз, а потом еще восемь раз. Так научилась Лёка еще весной. Но весной притолока была для нее высоковата. Когда она заканчивала последнюю восьмерку, Саша и Маша стояли по обеим сторонам двери и в двух парах восхищенных глаз был немой вопрос: «А мы?»

Лёка попробовала приподнять сначала Машу, потом Сашу, но ребятишки оказались тяжелые, Лёка с трудом помогла им схватиться за притолоку. Руки у них были совсем слабенькие, подтянуться самостоятельно они не могли и просто висели на руках.

— Ничего, — успокоила их Лёка. — Дело поправимое. Я иду играть в теннис. Если хотите…— договорить ей не пришлось.

— Ой, Лёка! Мы с тобой.

Лёка заново заплела свою косу, подколола ее повыше, чтобы не мешала в игре. Оделась она в белые шорты и белую майку с вышитой красной ракеткой, в белые носки и белые легкие теннисные туфли, белую полотняную кепочку с красным ремешком. Все, между прочим, придумано и сшито самостоятельно!

А ребятишки надели свои синие шорты и бело-синие полосатые майки совсем без рукавов, сине-белые носки и синие сандалии. Вместо синих пилоток с красными звездочками предусмотрительная Лёка надела на них просто беленькие козырьки на резинках. Сделала она их за пятнадцать минут. Вырезала из пластмассы, продела шилом дырочки и протянула в них резинку. Вот так.

Ей кепочка была так же необходима, как им козырьки. Почему? Сейчас узнаете.

Только Лёка сняла с полки теннисную ракетку и взяла из коробки три белых упругих теннисных мяча, как с двух сторон протянулись нетерпеливые руки.

— Маша понесет ракетку,—сказала Лёка,—а Саша мячи.

Ей казалось, что она научилась различать их. Но… Маша взяла мячи, а Саша ракетку. И они отправились. Лёка пружинисто перескакивала сразу через две ступеньки, а Маша и Саша старались за ней поспеть.

На половине дороги Лёка предложила поменяться, пусть теперь Маша понесет ракетку, а Саша мячи. Так было справедливо. Лёка вспомнила, как в подобных случаях поступали мама, бабушка и, конечно, Калинка. И пришла к очень правильному выводу: любая строгость простительна, если справедлива, и любое, даже самое легкое, наказание вызовет недовольство, если не справедливо. Ох, как это трудно — быть всегда выдержанным и справедливым!

Как только ребята подошли к теннисной площадке и Лёка увидела, что левый корт свободен, а на скамейке томится в ожидании партнера Володя Варламов, все мысли улетучились. Каждая мышца, каждая жилка напряглись для борьбы. Володя был противник достойный. Лёка раньше не решалась с ним играть. А сейчас? Она подошла к Володе и просто предложила:

— Сыграем?

Лёка усадила Машу и Сашу на ту же красную скамейку, где сидел Володя. И они сразу оценили удобство козырьков, надвинули их немного больше на глаза и следили, не отрываясь, за игрой. Лёка играла замечательно, сильные руки посылали такие крепкие крученые мячи, что противник только успевал защищаться. Помогла Лёке и ее кепочка с длинным козырьком — солнце не слепило глаза.

Час Лёка играла с Володей, а потом еще со Светой Севастьяновой. И обе игры выиграла! Лёке это было необходимо: четыре васильковых глаза неотступно и неотрывно следили за каждым ее движением.

Когда уставшая Лёка подошла к красной скамейке, Маша и Саша потянулись к ней, как железные гвоздики к магниту. И снова, как на речке, когда она возвратилась после, честно-то говоря, трудного для нее заплыва, она услышала:

— Ой, Лёка! А мы? А нас научишь?

— Научу! Но придется жить по расписанию. Если хотите играть по-настоящему, необходимо тренироваться три раза в неделю.

— Тренироваться, как ты сегодня?

— Нет, не так,—засмеялась Лёка,—я играю уже три года… Сначала начнете учиться у стенки. Вы с Сашей играете в большой резиновый мяч? В перекидочки или об стенку?

— Мы даже одной рукой умеем бросать!

— А этот мяч,— Лёка стремительно подбросила теннисный мяч вверх и ловко поймала его,— намного меньше. И придется не руками его бросать, а бить ракеткой.

— Ты говоришь «бить»,—повторил Саша.—Но ты ведь не бьешь мяч, а перебрасываешь ракеткой…

— Невнимательно смотрел. Посмотри еще раз! Лёка подошла к деревянной стенке, на которую Маша и Саша, конечно, обратили внимание, но не знали, зачем она. Стенка была из гладких досок и очень высокая, гораздо выше Лёки. Лёка подбросила мяч и с силой ударила его точно серединой ракетки, как пружиной. Мяч пулей врезался в стенку и так же мгновенно отскочил. А Лёка снова отбросила его к стенке, резко и сильно занося руку с ракеткой назад. Теннисным мячам нравится, когда пружинистая ракетка посылает их вперед. Бам-м! Бам-м! — поет ракетка. Бам-м!

— Ракетку держите, как молоток, которым забиваете гвозди. Крепко и уверенно,—Лёка дала подержать ракетку по очереди Маше и Саше.— Держите за конец ручки, обхватив ее всеми пятью пальцами.

— Ого, какая тяжелая! — удивилась Маша.

— А для меня вовсе не тяжелая.— Саша даже побледнел от волнения. Эх, разрешили бы ему, он бы сейчас пошел на этот самый корт и так бы играл! Ого! Так бы играл!

— Тяжелая, еще какая тяжелая! —Лёка взяла ракетку и как бы взвесила ее на ладони.—Ракетки различаются по весу. Если кто-то из вас полчаса поиграет хотя бы у стенки моей ракеткой — можете испортить руку надолго и распрощаться с теннисом. Каждому игроку необходима ракетка, соответствующая его силе и крепости руки. Одиннадцать с четвертью.—Лёка показала на ручке ракетки эту цифру: 111/4.— А на ваших ракетках должны быть другие цифры. Наверное, десять. И обувь нужна другая — с толстыми подошвами, а не обычные тапочки. Иначе можно сильно испортить ноги. Видели, сколько я бегала и прыгала по корту? Правил в теннисе много, и все они необходимы. Вам показалось, что это просто: взял ракетку и мячи и играй в перекидочки? Когда чего-то не знаешь, кажется, делать это легко.

— Ты бросаешь мячик и ловишь его. Так просто! — Маша взяла из рук Лёки мяч, подбросила, как могла, высоко… и долго искала в траве, потому что в руки он обратно не попал. Порозовевшая от смущения Маша отдала Лёке мяч и добавила: —А я бросаю и не ловлю…

Лёка вернула Маше мяч, Саше отдала другой и сказала:

— Не стыдитесь неудач. Просто ты еще не умеешь. Научишься. Каждому дарю по мячу. Не теряйте их и старайтесь побольше, почаще держать в руках. Сначала, до того как начнете тренироваться у стенки, играйте с мячами, как получается, как нравится. Без ракетки. Об пол, в воздух, друг с другом. Пусть ваши пальцы привыкнут брать, хватать мяч, а глаза привыкнут его видеть. Маленький, белый, верткий, прыгучий мяч!

Лёка достала из чехла ракетки еще один мяч, высоко-высоко его подбросила и легко, ловко поймала.

И все засмеялись. Потому что это было так красиво—смотреть, как мячик улетает в синее небо, остается там на крошечную часть секунды. И возвращается. И не скачет в траву, а сам ищет крепкие Лёкины руки.

Саша разглядывал свой мяч: шершавый, посредине полоска, маленькая плешинка с одной стороны, красный треугольник, нарисованный фломастером, с другой: так Лёка метит свои мячи. И спросил:

— Ты, Лёка, сказала — жить по расписанию. Как это?

— Вставать в семь утра. Делать зарядку. Обтираться прохладной водой. Закалка теннисисту необходима! Без капризов завтракать. Успевать со своими учебными и домашними делами. Начнутся занятия в школе — до тренировки успевать сделать уроки. В пять тренировка. В семь часов, не позлее, ужин, в девять, не позже, засыпать.

— А я всегда книжки читаю перед сном,— сказал Саша.

— Очень вредно читать книжки в постели.—Лёка покачала головой.— Как хочешь, можешь и не играть в теннис.

— Я хотел сказать: раньше я был малышом и читал книжки в постели. А теперь я хочу играть в теннис и буду!

Саша подбросил мяч на ладони. И поймал. Подбросил повыше —и поймал. Подбросил высоко и опять поймал!



Страница сформирована за 0.11 сек
SQL запросов: 178